Не раз, общаясь с европейскими политиками, общественными деятелями, которые очень внимательно наблюдают за ситуацией в Украине, и не только на востоке, я слышала: «Cтрана возродится через сильное гражданское общество, которое сформировалось за два года». Цитирую Виктора Денисенко: «На мой взгляд, Украина дважды доказала, что в ней сформировалось довольно сильное гражданское общество. Это огромное достижение Украины. Изменения, демократические реформы, борьба с коррупцией – это крайне долгий процесс. Здесь необходимо просто запастись терпением и верой в то, что если двигаться в одном конкретном направлении, в конце концов ты достигнешь цели. Хочу пожелать, чтобы каждый, в меру своих возможностей, делал что-то на благо новой демократической Украины».Эти слова известного публициста и доктора журналистики лучше всего относятся к новой формации – украинским волонтерам.
Украина – это прежде всего люди, конкретные люди, патриоты, именно из их среды формируется это новое, сознательное, общество, которое не даст стране откатиться назад. Патриоты, к сожалению, должны сейчас защищать два фронта – один на востоке, второй – у себя дома, не давая прорасти дальше всем проблемам прошлого.
Свое знакомство с ОО «КРИР» я помню очень хорошо. Первый год войны моя семья еще жила своей, мирной жизнью. Самую главную задачу мы тогда видели в том, чтобы максимально привлечь внимание европейского общества ко всему происходящему в Украине – мы делали выставки, концерты, мероприятия, посвященные Украине. Мой сын учился в Ирпенской школе № 17, тогда на уроках физкультуры они плели маскировочные сети, участвовали в «сладких» ярмарках для сбора денег. (Кстати, это было инициативой «КРИРа») Тогда Саша меня спросил: «Мама, а почему мы не помогаем АТО?». Я опешила… Казалось бы, мы делаем все возможное, с точки зрения своей, журналистской и общественной работы. Это и послужило поводом просто зайти в гости в мэрию Ирпеня, где тогда был штаб ОО «КРИР». Xотелось посмотреть на конкретные списки нужд волонтеров. Работа кипела, потому что завтра им надо было выезжать. Но запомнился один звонок…
Была зима, сугробы, пожилым людям очень тяжело было донести свою помощь в центр города, Позвонила одна бабушка и попросила: «Сынок, я не дойду, приедете, заберете у меня огурцы?». Валентин собрался и поехал. Самое смешное, что и сегодня, находясь у них в гостях, я услышала такой же звонок: «Приезжайте к нам за консервацией». С ними было очень комфортно работать. Все, что мы потом привозили из Польши, Литвы тут же упаковывалось и шло по назначению – на позиции, в госпиталя, в детские летние лагеря, переселенцам и т.д.
Сегодня напросились к ним в гости, хотелось по-человечески узнать – не устали ли за два с лишним года, не разочаровались ли в своей волонтерской деятельности, и просто хотелось их увидеть и обнять. И чем можем помочь... Hо в жизни волонтеров былo, как всегда, много людей, много проблем, которые решались без бюрократических промедлений, с любовью. А участники АТО приходили сюда, как к родным.
Bот наш разговор с ними, когда состоялся телемост Литва – Украина.
Ни Диане, ни Диме, ни Алене ничего не хотелось особенного говорить. Первое слово сказал Андрей, участник АТО, который вместе с женой пришел также в гости сказать «спасибо».
– Чем сейчас занимаются волонтеры в Украине, я знаю, что им сегодня нелегко?
Андрей: Я помню начало войны, эту порванную форму после первого выхода на полигоны. Спасибо волонтерам, которые привезли нам форму, привезли еду. Потому что помню полигон, на котором мы ели одни макароны и соленые огурцы. Тогда зампотылам открыл склад и показал, что действительно, кроме макарон и бочки огурцов, на складе нет ничего. Если бы тогда не волонтеры, я не знаю, как бы мы выстояли вообще.
Если бы не волонтеры, у нас армии не было бы.
Люди воевали, одни воевали на востоке, вторые здесь. Нет у нас 40 миллионов украинцев. Сколько людей за Украину сейчас и сколько было вначале? Не 40 миллионов, может только половина. Тех патриотов, что тогда были в Одессе, Западной Украине еще и давили. Сейчас все видят, что война затягивается. В 2014 году, летом, война уже могла закончиться. Тогда мы еще пытались общаться с «донецкими ополченцами», им тоже больно было. Если бы не зашли российские войска… Сейчас это все затягивается и люди это видят… видят, как в Украине плохо, как поднялись цены, как упали зарплаты. Каждый сейчас думает, как выжить.
Та пенсионерка, которая когда-то могла дать 50, 100 гривен – их у нее сегодня нет. Коммунальные больше, чем ее пенсия. Зарплата моей жены не поднялась ни на копейку за два года. Откуда взять деньги на помощь, все думают, как выжить. Как таковых боев сейчас нет, ведется позиционная война, сидим в окопах. Мы гнием в окопах, другие на полигонах. Люди очень разочаровались. Радует только то, что есть такие люди, как волонтеры, которые до сих пор к нам приезжают. Радует, что когда в школах Славянска, Краматорска, Добропилля провожу уроки патриотизма, - дети дарят мне рисунки с украинскими флагами.
Я знаю, что воюю не за себя. Знаю, что когда война закончится, моя жизнь уже никогда не станет прежней. Я очень хочу, чтобы наши дети читали Шевченко и пели гимн Украины. Раз я живу в такое сложное время, время перемен, то пусть мои дети живут в свободной и мирной Украине. В детстве мечтал быть комбайнером, после войны хочу вернуться к профессии столяра.
– Волонтеры – это ни партия, ни движение, это новая Украина, которая становится реальной. Могут ли вместе волонтеры и защитники Украины ее изменить?
Андрей: Война очень меня изменила, из прежних друзей осталось лишь процентов 10, с остальными не общаюсь. Зато появилось много других друзей, таких как Алена, Дима, Антон, Диана, с которыми мы теперь – родные души. Эта война очень многое изменила, она показала, кто есть кто. Сейчас понятно, кто настоящий украинец, кто – диванный патриот, а кому – все равно. Самые страшное – это люди, которым все равно. Равнодушные. Я даже уважаю людей, которые против Украины, да, у них есть своя точка зрения, и они ее отстаивают. Я за свою землю, за свой язык. Я - «за», они «против», за это и уважаю. Но есть много людей, которым все равно, таких с моей точки зрения, процентов 70. Потом их «все равно» выливается нам в Донбасс, Луганск, Крым. Могло вылиться и в Харьков, и в Мариуполь. Почему так случилось? Не потому, что кто-то был «за», а кто-то «против», а потому, что большинству было «все равно». Там митинг за 100 гривен, там митинг… А волонтерам - не все равно, таким как я не все равно – мы там.
Сколько бы нас не было – много или мало, но мы есть! И даже вот те «все равно» это видят и потихоньку присоединяются, переходят на ту или другую сторону. Тогда уже видно, кто родной человек, а кто враг. А «все равно» для меня – это серая масса. Это мое личное мнение.
– Я с тобой полностью согласен, что все войны и измены начинаются с равнодушных людей. Давай о хорошем. Я не знаю, как ты «щиро» обнимаешь свою жену дома, но я видел, как ты обнимаешь девочек-волонтеров. И уже не знаю, где чья жена…
– Я лежал в госпитале после выхода из окружения и знаете, что чувствовал? Врачи лечили мое тело, а эти девочки лечили мою душу. И не знаю, кто сделал для меня больше. Поэтому я к ним так и отношусь.
– Что волонтеры будут делать, когда закончится война?
Диана: У нас много людей, которые нуждаются, многодетные семьи, много турниров детских и взрослых впереди, будем сопровождать бойцов наших. Реабилитация скольким нужна – медицинская и психологическая. У многих нарушена психика, это будет давать знать о себе еще много лет. 60% бойцов не признают, что им нужна какая-либо реабилитация. Надо организовывать отдых им и их детям. Это должны быть государственные программы, волонтеры не потянут этого всего. Но волонтеры начатое должны продолжать. Дел нам хватит.
Алена: Кто такие волонтеры? Это связующие звенья между тем и тем. Во время войны мы собрались, чтобы быть между бойцами и теми людьми, которые помогают. После войны они займут позиции между государством и социально незащищенными слоями населения. Эта волонтерская струя – как наркотик. Мы все равно захотим что-то делать и не сможем сидеть на месте. Нас пара волонтеров плюс еще пара и так далее – может, что-то изменится в государстве. Все начинается с малого. Я верю в силу таких объединений. Да, все 40 миллионов сложно объединить, этого не смогла сделать даже война. Но пусть будут эти 5 миллионов украинцев, которые захотят что-то поменять, им не все равно, они хотят что-то сделать.
Роман: Надо в первую очередь меняться самому. Начнем с малого, с нашей организации, еще присоединятся. Не могут же все быть равнодушными. И это будет правильно.
Алена: Как муравьи – когда они объединяются, они и слона могут поднять. Я считаю, что много волонтеров направят свои силы на онкобольных детей или людей с неизлечимыми болезнями. Люди уже не смогут сидеть на месте.
– Ваши семьи за время вашего волонтерства приобрели или потеряли?
Алена: В моей семье многое изменилось. Сначала мои родители не понимали, что происходит, мои дети не понимали, почему столько времени мамы нет дома, а потом и они подключились и начали помогать. Вместе со мной они были в госпитале. Когда моя семья и бойцы смотрели друг другу в глаза – эти чувства нельзя передать словами.
– До сих пор приходится ехать с топливом в один конец? Под обстрелы попадали?
Дима: Последние три раза мы так и делали. Туда – сами, обратно нас заправляли бойцы. Под обстрел попали как раз перед Дебальцевским котлом, за три дня до котла, 18 февраля. Нас предупреждали, чтобы не ехали. И под Марьянкой было. Ночью заехали в Марьянку, начался обстрел, а наш побратим кричал, чтобы ждали, не ехали, он не мог выйти из «секрета». Но больше всего за Дена машину боялись.
– Кто эти люди, которые вам приносят помощь для бойцов?
Алена: Обычные люди. В последней поездке помог депутат, местные предприниматели, а в основном – самые обычные люди. Бабуси носки приносят. И трусы. Кстати, сейчас надо поехать, забрать. Мы знаем, что они с такой любовью их шьют и на голову нам оденут, если не заберем. Бабушки постоянно передают консервацию, печенье, конфеты передают, студенты много помогают.
Сначала и олигархи давали – боялись, чтобы к ним не пришли. Потом почувствовали, что им ничего не будет и перестали. А бедные до сих пор отдают последнее, потому что понимают, что если перемены наступят, то первыми их почувствуют бедные, а не богатые. Потому что кто воюет там? Ребята из бедных семей. Поэтому бедные помогают бедным. Но иногда и богатые помогают. Иногда.
– Что эта война изменила в твоих взглядах и мечтах?
Алена: Почти два года я была волонтеров в Ирпенском военном госпитале. Я видела людей: какими они приходят к нам, я видела эту боль и печаль, но вместе с тем видела огромную жажду жить. Стала, наверное, бoльшим патриотом, и поняла, что человеческая жизнь – это самая большая ценность. Решила вступить в ряды военных и продолжать эту работу уже в ВСУ.
Поняла: для того, чтобы я спокойно могла обнимать своих трех детей, я должна уметь обнимать и автомат. Это мой выбор. Я сделала этот шаг, чтобы я и мои дети могли спокойно дышать и не думать, что же будет завтра.
«Волонтерское движение – это во многом основа новой Украины. Это, если можно так сказать, Украина сознательная. Люди почувствовали, что у них есть страна, в которой они хотят жить, и чтобы эта страна оставалась такой – за нее надо бороться. Я уверен, что волонтерское сообщество уже в иной, мирной жизни, поможет строить те гражданские институты, без которых немыслимы современные демократические страны. Волонтерский опыт пригодится новым негосударственным организациям и фондам. Тут у меня нет никаких сомнений», – сказал Виктор Денисенко, прочитав этот материал, готовый к печати. Так он ответил на вопрос, что же волонтерское движение может принести нынешней Украине.
Петр и Анна Олар (Ирпень - Таураге)
Ми хочемо, щоб таких людей почули
Тільки з цією свідомою Україною і є сенс працювати. Хочеш перемоги - підтримуй кращих.
Освячуйся! Озброюйся! Плодися!
Комментарии
Тільки з цією свідомою Україною і є сенс працювати. Хочеш перемоги - підтримуй кращих.
Освячуйся! Озброюйся! Плодися!